Неопровержимая логика характерна для маньяка. (Агата Кристи)
Вчера чуть не испортила в церкви всё.
Хорошо, что стою в церкви в уголке и у всех за спиной. Пять минут сжимала губы, затыкала себе рот, пыталась не взмахнуть руками и не сказать голосом Костика реплику, еле смогла пробудить в себе невозмутимый покерфейс Велюрова-Броневого. А передо мной было:

Объясняю мизансцену. Великий пост, литургия преждеосвященных. Хор поёт минорное песнопение, а у регента ноты и последование службы напечатаны на "обратках". Хор поёт по правой стороне сборника стихиры, а слева кверху тормашками ноты "Коль славен наш Господь в Сионе". Музыка Бортнянского, слова Хераскова.
И я, конечно, сразу вспомнила
— Вы её зовёте Наядой, вы говорите: «Я тоскую, как Блок», — а это, простите, какой-то Херасков!
— Костик, только не ругайся!
Хорошо, что стою в церкви в уголке и у всех за спиной. Пять минут сжимала губы, затыкала себе рот, пыталась не взмахнуть руками и не сказать голосом Костика реплику, еле смогла пробудить в себе невозмутимый покерфейс Велюрова-Броневого. А передо мной было:

Объясняю мизансцену. Великий пост, литургия преждеосвященных. Хор поёт минорное песнопение, а у регента ноты и последование службы напечатаны на "обратках". Хор поёт по правой стороне сборника стихиры, а слева кверху тормашками ноты "Коль славен наш Господь в Сионе". Музыка Бортнянского, слова Хераскова.
И я, конечно, сразу вспомнила
— Вы её зовёте Наядой, вы говорите: «Я тоскую, как Блок», — а это, простите, какой-то Херасков!
— Костик, только не ругайся!